Про что и для кого звучит сегодня со сцены пьеса Людмилы Петрушевской «День рождения Смирновой», написанная еще в 1977 году? А она, тем не менее, звучит, да еще и не кажется безнадежно устаревшей.
Произведения Людмилы Петрушевской, далеко не сразу вышедшие на сцену к зрителю, сегодня парадоксальным образом опять становятся востребованными. Драматург сложной судьбы, она до сих воспринимается как певец быта, который, по словам Анатолия Смелянского (сказанным, впрочем, еще в 1979 году), «с бесстрашием натуралистов… погружается в описание житейских неурядиц». Но недавние постановки молодыми режиссерами Александрой Толстошевой (МТЮЗ) и Максимом Солоповым (Театр «Около дома Станиславского) одноактной пьесы «День рождения Смирновой» опровергают мнение специалиста, что «страсть к “физиологическому очерку” заслоняет людские судьбы». Как раз судьбы и высвечивают два таких разных спектакля московских театров.
Общее у них все же есть: оба режиссера – ученики удивительного мастера Юрия
Погребничко. От него – приметы советского быта, странноватые костюмы, небыстрый темп, игра «без игры». При этом как раз таки бытовизма – подчеркнутого, самоцельного – ни в одном из спектаклей нет. Да и быть не может: постановщики родились позже, чем пьеса была написана! Откуда им знать, «что почем в магазинах и на рынке, сколько времени и как глядят в телевизоры, каковы вкусы, манеры, склонности по части одежды и косметики»? Для них важно другое: как живут и чувствуют самые обычные люди – не герои, а обыватели, что любят, от чего страдают. Но если работа Максима Солопова – мужской взгляд на материал, то постановка в МТЮЗе – абсолютно женская история.
Режиссер Вячеслав Долгачев, 40 лет назад одним из первых поставивший пьесу в России, так определял ее основную мысль: «Как бы под микроскопом автор рассматривает потерю человеком инстинкта нравственного самосохранения». Сегодня и Толстошева, и Солопов куда милосерднее к героям «Дня рождения». Почти примитивный сюжет о трех полузнакомых женщинах, собравшихся вместе по формальному поводу, в трактовке Александры становится пусть не пафосным, но все же гимном созидательной женщине, тогда как ее коллега из Театра «Около дома Станиславского» рассуждает лиричнее, обобщеннее.
Сюжет пьесы пересказывается буквально в двух словах. В пятницу после дня рождения («Все в курсе, у меня дни рождения раз в год по пятницам») к Эле Смирновой приходит жена ее сослуживца, нерадивого Кости, вечно нуждающегося в поддержке и прикрывающем вранье, и подруга, работающая в неведомом музее статистике в женском коллективе. Героини быстро находят общий язык, ведь разговор у них вертится вокруг быта, а советский быт на всех один. Полунищенское существование, больные родители, воспитание детей, утомительная работа, попытки принарядиться и, конечно, общение с противоположным полом – вот и все их нехитрые беседы. Женщины быстро напиваются, ругаются, потом проникаются друг к другу симпатией… Может, последовательность чувств была и другой – неважно. Все равно иных событий в произведении нет.
Сама Людмила Петрушевская с юмором описывала создание пьесы. «Меня вызвал Олег Николаевич Ефремов… “Разве это пьеса? Двадцать страниц. Напиши еще”. – “Что бабы пьют?”. – “Ну”. – “И одна другой говорит: учти, вчера я ночевала у тебя?” – “Ну”, – отвечал Олег Николаевич, развеселившись. Ну и я по дороге домой подумала: “Сейчас напишу, но такое, что ты никогда в жизни не поставишь”. Так и произошло».
В Художественном театре пьесу действительно не поставили, но сцену она увидела.
Сначала был Эстонский Молодежный театр, затем Ленинград. В советское время, как и сегодня, «День рождения Смирновой» не был сверхпопулярен, но до зрителей все же доходил. В 2019 году с совсем небольшой разницей в датах премьеры московская публика увидела две новые интерпретации текста Петрушевской.
В этих двух спектаклях – по-разному понятые героини. Для сумрачной и резкой Эли
Смирновой в исполнении Елены Павловой (из Театра «Около дома Станиславского») день рождения – давно не праздник. Но, по традиции, раз в год по пятницам она накрывает нехитрый стол и равнодушно принимает гостей. Бездетная, одинокая, жесткая и прямая, как струна, именинница облачена в странно-поэтический костюм: длинную летящую юбку, футболку и накинутое поверх пальто, будто ей зябко в квартире или в жизни. Так ведь и в самом деле, тепла в ее судьбе – как в старом холодильнике, притулившемся на сцене. Смирнова Екатерины Александрушкиной из МТЮЗА – «теплее»: это грубоватая откровенная баба, одетая в бесполый темный плащ, свитер и брюки. Она привыкла решать проблемы сама, ей и в голову не приходит просить у кого-то помощи. Не из гордости, а потому что судьба так складывается. Налет цинизма не делает ее менее привлекательной. С ней просто и надежно, а притворяться, льстить и лукавить она не станет. Свою гостью, под выдуманным предлогом пришедшую на встречу, она раскусывает сразу: Полина
(Полина Одинцова) «пасет» неверного супруга, ради этого и заглядывает к мужниной
сослуживице, купив бутылку импортного «Чинзано» – шикарного напитка, символизирующего сладкую недоступную жизнь. Двое детей, старики родители,
тягостная служба, диссертация, легкомысленный супруг и беспросветная нищета,
тщательно скрываемая под алансонскими кружевами, споротыми с бабушкиного
пододеяльника, – как вопиющая антитеза зарубежному житью-бытью, но это
существование хотя и уныло, зато реально. Нервная дрожащая напряженная женщина без охоты идет на чужой день рождения, но выбора нет, и она привычно принуждает себя действовать: кто, если не она?
Полина Одинцова трепетно, одновременно с удивлением, сочувствием и осуждением
говорит о своей героине (эта роль принесла актрисе номинацию на «Золотую маску» в сезоне-2019): «Казалось бы, у Полины Шестаковой такие интересные корни, а она, к
сожалению, стала домохозяйкой. В ней должно быть что-то величественное, красивые жесты, а она о носках думает... Но и я такая же! Ловлю себя на том, что я очень приземленная. Наверное, так складываются обстоятельства, в которых мы живем. От этого и смешно, и страшно, и жалко всех». Щемящую жалость к Шестаковой транслирует и ее коллега Татьяна Лосева из коллектива Юрия Погребничко: эта тонкая ранимая барышня в обносках – трениках, болоньевой спортивной куртке и немыслимой блузке с пайетками и кружевными карманами – страшная врушка: то бижутерию назовет драгоценностями, то станет рассказывать о семейном счастье, ушедшем бог весть когда и куда. Ей вдохновенная ложь облегчает существование, тогда как мтюзовская артистка в своем персонаже подчеркивает мотив с личной обиды на жизнь, по поводу чего можно и покапризничать, а это – тоже выход.
Пожалуй, самая большая оптимистка в этом трио – похожая на тихую алкоголичку Рита (в таком ключе играет ее в «ОКОЛО» Ольга Бешуля), Элина подруга, работающая в заштатном Институте статистики недалеко от Новодевичьего кладбища. У нее тоже ребенок – «девка», которую нужно поднимать этой нелепой, но странно обаятельной женщине в жутком сарафане из блестящей ткани, надетом на спортивную синюю кофту. На одежде красуется внушительных размеров заплатка, но женщина не стесняется очевидной нищеты. «Ну да, как мы пошли к одной бабе на банкет… Наутро меня девочки на работе спрашивают, кто как был одет... А я, говорю, была в чем всегда, в отрепьях». Мтюзовская же героиня Екатерины Кирчак, хоть и замученная работой и домашними обязанностями, но все же очень симпатичная дама с претензией на элегантность: короткая юбка открывает стройные ноги, блузка с веселеньким рисунком освежает лицо. Она кажется персонажем, наиболее типичным и «бытовым» именно в том смысле, что вкладывали в это слово советские исследователи творчества Людмилы Петрушевской.
Но, какими бы они ни были, три не близкие женщины все-таки сходятся за почти и не
праздничным столом, и это соединение в обоих театрах происходит не потому, что так в тексте написано, а по естественным причинам, угаданным Александрой Толстошевой и Максимом Солоповым. В спектакле последнего товаркам по несчастью – в своей схожей судьбе почти родственницам, – то ли встречающим, то ли провожающим еще один бесцельно прожитый год жизни, остается только пить заграничный шикарный «Чинзано», такой неуместный на бедном столе, и вести нескончаемые бабские разговоры о детях, стирке, мужчинах, деньгах и отсутствии тех и других. Ведь не считать же, в самом деле, за представителя сильного пола Валентина (Наум Швец) в блестящем галстуке и розовой кофте, зашедшего скорее по привычке, чем с желанием поздравить Смирнову? Меняются времена, но женская неустроенность нерушима и постоянна.
Три персонажа в поисках мужчины ведут себя внешне по-разному: Эля замкнулась в себе и никого не пускает в душу, Рита всех жалеет и хочет помочь каждому, Полина мечтает сохранить то, что принадлежит ей одной. Но по сути своей они одинаковы: это про них писал поэт:
… нет со мной кого-то, мне грустно от чего-то,
Клянусь, я все бы отдала на свете для кого-то…
Да только и отдать-то нечего: все принесли Смирновой по бутылке дефицитного вермута из «спецбуфета», и тот выпили сами, практически не чокаясь, – будто и не день рождения отмечают.
В спектакле Александры Толстошевой меньше иронии, поэзии и обобщений, нежели в
работе ее коллеги из «ОКОЛО», зато больше жизненной правды и сдержанного
оптимизма: женщина не столь беспокойно относится к бытовым и семейным неурядицам, поскольку разрешать их, кроме нее, все равно некому. Ей и жаловаться-то почти некогда, хотя и хочется: «Вышла в пески, легла на бархан и думаю: вот бы так от солнца удар получить, умереть!» – говорит Полина и тут же спохватывается: «Но детей ведь не оставишь». Нет сомнения, что она справится с трудностями и даже не потеряет позитивного настроя, но ей бы хоть немного отдохнуть, посидеть в женской компании за дорогим напитком, выговорится. Стоит ей выпить, как кровь приливает к бледным щекам, развязывается язык, а ноги идут в пляс. Именно танец захмелевшей героини оживляет действо, тяготеющее к статичности: до этого момента мизансцены кажутся скучноватыми, а темп совсем медленным, персонажи много неподвижно сидят или стоят, так что постановка выглядит чередой иллюстраций к пьесе.
Этот эпизод всегда казался ключом даже не к одной Шестаковой, а ко всем трем героиням «Дня рождения». Он решается по-разному. Так, в первой постановке пьесы,
осуществленной в Эстонии Мерле Карусоо в 1978 году, он вызывал печаль. «Вы видели, как танцуют без мужчин безнадежно, навсегда одинокие женщины?» – писал Анатолий Смелянский. В московских театрах такой социальной ассоциации нет. В «ОКОЛО», после лучезарно произнесенной тирады о бархане, у изящной фантазерки Полины случается своя минутка удовольствия: запоет Челентано, и мать двоих детей, словно юная девочка, задвигается завораживающе, немного смешно и трогательно. Но основная музыкальная тема спектакля Максима Солопова – это торжественно мрачный Бетховен и надрывный Пьяццолла, вторящие выразительной световой партитуре: на фоне белых стен, как на старых гравюрах, рисуются чеканные черные женские профили.
В их мире много абсурдного, и даже бутылка невероятным образом стоит на столе под углом. Чуть захмелевшая Рита Ольги Бешули проведет для зрителей импровизированную экскурсию по площадке, доверительно сообщив, что люстру хотел забрать себе Большой театр, но не стал, поскольку у них своих полно. Актриса произносит фантасмагорический текст великолепно поставленным голосом с интонациями, уместными в классической драматургии, и это подчеркнутое несоответствие безжалостно высвечивает как вневременность обсуждаемых проблем, так и нелепость всех трех героинь, вынужденных влачить нищенское безрадостное существование в жизни, где счастье всегда выпадает на долю других.
Да, какой уж тут быт, когда судьба интереснее! Но, отрицая бытовые подробности,
режиссеры не отказываются от деталей, тонко подмеченных черт характера. Утомленная мтюзовская Эля подтягивает к себе табурет и кладет на него отяжелевшие ноги. Рита показывает немудрящие фокусы под влиянием паров алкоголя и теплой атмосферы (Екатерина Кирчак справедливо рассуждает о зрительской реакции на этот эпизод: «Кто-то скажет: “О, точно, знаю! Мы тоже бухали с подружкой, и вот эта, которая фокусы показывает, – ну вылитая я!”»). Расслабившаяся Полина рвется танцевать и зовет собеседниц с собой. Для каждой из них эта незапланированная встреча – отдушина, возможность поговорить о наболевшем, посоветоваться, почувствовать себя женщиной. В разгар посиделок Смирнова меняет простецкие стаканы на изящные бокалы и переодевается в эффектное фиолетовое платье в пол. Дамам сейчас не нужен мужчина: неприкаянным героиням не одиноко, ибо они понимают друг друга. Но разговор о сильном поле неизбежно заходит, и трио не чокаясь пьет под звуки бравурного марша.
Хитрить в такой компании не получается: ни для кого не секрет, что драгоценности у
Полины фальшивые, а она прекрасно знает, с кем из ее новых подруг погуливает муж. Эля – крепкое плечо и верный товарищ, Рита – переутомившаяся интеллигентка, а несчастная супруга Кости – затюканная мать, тянущая на себе большую семью. Все они мечтают о любви и ласке, но, даже не получив их, готовы делиться с окружающими всем, что у них есть. И когда на пороге возникает вальяжный балованный Валентин (Илья Шляга), искренне верящий в свою неотразимость, персонажи лишь несколько минут из женской солидарности гордо его игнорируют, а потом под влиянием врожденного инстинкта бросаются не кухню, стелют скатерть, уставляют стол блюдами.
Такая услужливость – не из симпатии, а по вечной женской привычке. Мужчина,
чувствующий себя куда большим именинником, чем Эля, смачно уписывает обильное
угощение: он-то не поговорить пришел, не отдохнуть, а покрасоваться. Но даже его
очевидное самодовольство, суетность, незаработанный достаток не отвращают героинь от Валентина. Им все равно надо о ком-то заботиться, так что нет разницы, достоин он внимания или нет.
В финале дамы идут на улицу покурить. Сцена Флигеля МТЮЗа выходит окнами в
переулок, и эти открытые в мир стекла бледнеют, впуская свет угасающего дня, а ему на смену приходит свет постановочный (художник Александр Романов). Желтый,
праздничный, он превращает жилище Смирновой из типичной советской квартиры,
уставленной добротной, хотя и не новой мебелью, в камерное пространство, в котором вспыхивают проблески надежды. Персонажи заглядывают в комнату, где не видящий их «мальчик» с наслаждением жует курицу, заедая ее колбасой. Эля, Рита и Полина незаметно для себя стали подружками, но сплотил их не поздний гость, требующий ухаживаний, а сама неустроенная жизнь, вынуждающая все время крутиться и терпеть. Такова женская доля, как бы банально это ни звучало. И когда наевшийся довольный Валентин встанет из-за стола, прихватив горсть конфет, яблоко и им же самим подаренный «Чинзано», счастливо произнося в пространство: «Смирнова, как хорошо, что ты есть!», – наблюдающие за нахалом героини не расстраиваются.
Дело даже не в том, что они и раньше знали про то, что «все мужики сво…», – не об этом говорит Александра Толстошева в своем спектакле. Ее мысль проще, без обличительного пафоса и стенаний о той самой доле: смысл жизни женщины – в неусыпной заботе о ком-то, неустанной работе для кого-то, душевной близости с кем-то. Неважно, кто этот кто-то. Он есть, и это главное. И рядом с ним всегда будет такая Смирнова – вот уж что действительно хорошо.
Мысль о том, как же хорошо, что есть Смирнова, завершает и рассказ Максима Солопова, но режиссера печалит одиночество Эли и ее подруг (на Валентина в этом спектакле надежд и вовсе никаких). Трио героинь, понуро отмечающих праздник, больше похожий на поминки по собственной жизни, в постановке Театра «Около дома Станиславского» решено в духе не столько Людмилы Петрушевской (и снова к слову о «быте»), сколько по-чеховски. В ней самое вздорное, невозможное и все-таки чудесное – эти странные женщины, бесконечно ожидающие какого-то неведомого сильного и прекрасного мужчину, который увезет их в Москву, в Москву!.. А судьба-злодейка подленько подсовывает им гламурного товарища в нелепой кофте.
В МТЮЗе героини напоминают не трех сестер, а, скорее, попутчиц в поезде, которым
заводить беседу неловко, но ехать-то вместе. А там, под стук колес, звон бокалов и шелест разворачиваемой нехитрой снеди, и разговориться легче, и понять, как много у них общего. Спектакль Александры Толстошевой «День рождения Смирновой» спокойно и без сантиментов рассказывает, что быть женщиной – никогда и никем не оцененный труд, неотменяемая работа, в которой лишь раз в году бывает перерыв на праздник, когда окружающие вспоминают: как хорошо, что ты есть.
Дарья Семёнова
Comments