Сергей Евгеньевич Николаев – человек, хорошо известный в мире театра и кино. Его многолетние архивные изыскания легли в основу нескольких прекрасных книг (в настоящий момент их уже 8, на выпуске и девятая) и заслуженно создали ему репутацию блестящего специалиста. Кроме того, он преподает в ИТИ им. Кобзона, проводит экскурсии в ставшем уже родным «Ленкоме», не выпускает из виду сложные исторические процессы в отечественном искусстве. Такая многообразная деятельность возможна лишь для энтузиаста, истинно преданного своей столь важной, но недооцененной профессии.
– Кажется, что с театром связана ваша основная профессия и главное увлечение в жизни. Так ли это, и что считать точкой отсчета?
– Несмотря на то, что мною сделано большое количество книг про театр, он вторичен (при этом он – моя жизнь в прямом и переносном смысле слова, у меня много архивных изысканий в этой области): я всегда любил, люблю и буду любить кино. Эту любовь привил мне отец, благодаря ему я и пришел в профессию. На заре 1990-х годов (мне тогда было 10 лет) ему выдавали премию, в качестве которой можно было выбрать автомобиль «Нива», видеомагнитофон или поездку на юг. Он выбрал магнитофон «Toshiba», приволок его домой и сказал мне: «Записывай!» И я, записывая на видео наши старые фильмы – «Ленин в октябре», «Гусарская баллада», «Укротительница тигров», – влюбился в них. Потом я понял, что меня интересует не столько сюжет, сколько актеры. Что это за люди, какие у них даты жизни, где они жили, в каких театрах работали? У нас была среднестатистическая советская семья, и узкоспециальной литературы мы дома не держали – разве что энциклопедический словарь. Повзрослев, я с ужасом обнаружил, что подавляющего большинства имен там просто нет. Есть кратенькие сведения про народных артистов СССР – про Ульянова, Раневскую и т.п. Про других же – не хочу сказать, «менее значительных», но, например, национальных исполнителей – было написано по три строчки. И лет с 15 я начал ходить в библиотеки, выискивать информацию. У меня с тех пор сохранились отпечатанные на машинке «энциклопедии актеров», которые я делал в дополнение к кинословарю и театральным справочникам.
– И вы решили превратить хобби в профессию?
– Нет. Так получилось, что судьба нас с искусством развела, и я пошел учиться на историка-политолога. (История XX века – это мой конек, причем все в целом: музыка, театр, балет, военные события и т.д., хотя тема моей дипломной работы, как ни странно, Опричнина). После окончания института я не работал в культуре, потому что в начале 2000-х годов страна была не в лучшем состоянии, и ни о какой работе за три копейки речь не шла. Мама 50 лет отработала на почте, и я тоже пришел в сферу почтовой доставки. Там наладил контакты, в том числе и с регионами. Это очень важно – понимать, что Россия не ограничивается Москвой и к каждому региону нужен свой подход. Слава богу, эти университеты у меня были.
Скажу как на духу: мой диплом никто никогда не смотрел. Да и я сам на свое образование внимания не обращал. Сами знаете: можно получить диплом по какой угодно профессии, но ни бельмеса не понимать в предмете. Уже потом у меня были мысли отучиться на продюсера или театроведа, чтобы подкрепить свои знания документально, но я от них отказался. Все с годами приходит, с опытом и практикой. Да, на первую работу мне помогли устроиться родители, но в другие места брали за конкретные знания. Я же не просто читал книжки, а непосредственно варился в этой среде: встречался с актерами, держал в руках документы. Все росло как снежный ком, я начал давать консультации. Сотрудники многих театров страны подтвердят: Николаеву можно верить. Сейчас возникла идея кандидатской диссертации, тем более что у меня есть тема, меняющая представление о зарождении одного очень известного коллектива. Все было не так, как написано в литературных источниках и как позиционирует свою историю он сам.
– Что касается увлечения кино – посылом заниматься этим профессионально у меня не было. Но я был потрясен уходом из жизни Михаила Ульянова, а следом за ним, через месяц – Кирилла Лаврова. Этого человека я безгранично уважаю и каждый раз, приезжая в Питер, непременно иду на Богословское кладбище, чтобы возложить цветы к нему на могилу. Эти две смерти сподвигли меня создать сайт «Киносозвездие» в 2007 году. Тогда еще не было «Кино-Театра», а только ресурсы киноведов, например, Сергея Капкова и других любителей. Важна была информация. И я стал заниматься архивными изысканиями, иногда забывая о своей работе. Я обращался с запросами в разные театры – от себя, гражданина Российской Федерации Сергея Николаева, объяснял, что я делаю, просил фотографии. Целью было найти сведения о малоизвестных актерах, порой даже звания не имевших. Таким образом сайт и был создан, в те годы он был очень популярен – более 1,5 миллионов обращений в год (сейчас я его не поддерживаю, поскольку времени на это нет). На нем представлены сведения о 1500 артистов. Информация о них перекочевывает в другие места, так что эти люди уже не будут забыты.
В процессе этой работы я познакомился с театрами, завязал с ними человеческое общение. (И до сих пор оно продолжается, слава богу). В итоге бросил бизнес, в чем меня поддержала семья, отказался от хорошей должности, приносившей нормальные деньги, и ушел в никуда – перешел в сферу культуры, где не платят ничего. Но вскоре я попал в Союз кинематографистов – в «Бюро пропаганды отечественного кино», которое тогда возродил Павел Винник – народный артист, «эпизодник», у которого в актерской копилке 400 ролей, в том числе в картинах Довженко и Пырьева. Его знал весь киномир, и он знал весь киномир. Сам Павел Борисович был очень доступным человеком: я к нему подошел, и он пригласил меня на неделе прийти и поговорить. Через три дня этот разговор состоялся, Винник увидел, что я хорошо знаю кино, а в «Бюро» как раз был нужен главный редактор. Мы договаривались с ДК, проводили в них творческие вечера. Я придумывал их сценарии, прописывал реплики, подбирал ведущих, приглашал артистов. В те годы мы сделали порядка 25 вечеров в Москве. Кстати, денег мне почти не платили.
– И потом, в какой-то момент…
– … В какой-то момент денег стало настолько мало, что я был вынужден искать другие варианты заработка и в итоге перешел в Музей современной истории России, где руководил пресс-службой. В мои обязанности входили церемонии открытия выставок (их было подготовлено около 80), приглашение гостей и СМИ. Министр культуры Авдеев ходил к нам регулярно, да и кого вообще только не было! В свое время в «Бюро пропаганды» то и дело заходили то Татьяна Самойлова, то Леонид Куравлев – я только рот открывал. Но в музее уровень был еще выше: приходили Примаков, Жириновский, даже Путин. Бывали и космонавт Леонов, и Зураб Церетели. Но и на этой должности я ни на минуту не оставлял архивных изысканий, копал везде, где только можно. Тогда же я познакомился с Татьяной Горяевой – директором РГАЛИ, замечательным человеком. Вместе с ней мы делали выставку, посвященную Твардовскому – «Я ступал в тот след горячий. Я там был. Я жил тогда». На ней были представлены не только документы и фотографии, но и картина Юрия Непринцева из Третьяковской галереи «Отдых после боя», графика других художников, оружие.
Мы с Татьяной Михайловной сдружились, и я получил разрешение на работу с личными делами актеров. (Сразу хочу сказать, что в законе нет запрещения на ознакомление с личными делами – есть закон о конфиденциальных данных, и он подпортил настроение всем архивистам и историкам, потому что возникли проблемы с получением информации (я и сам столкнулся с этим недавно). Но именно работа с личными делами, которым больше 70 лет, разрешена всем. В них можно найти разное: что скрывать – писали про артистов неприятные вещи, характеристики, например, с указанием, кто пил). Я работал, как зверь: дважды в неделю приезжал в архив в течение 7-8 лет, заказывал по 20 дел и смотрел их очень быстро (я владею соответствующими навыками) – в итоге посмотрел несколько тысяч дел. Могу с гордостью сказать, что в РГАЛИ я собрал все, что только можно было собрать по актерам, по моим подсчетам – примерно 5000 досье на артистов и режиссеров. Занимаясь этим, я вышел еще на несколько архивов, например, Института театрального искусства и Комитета по культуре в Петербурге, ВГИКа, ГИТИСа и т.д. Постепенно у меня скопилась огромное количество эксклюзивных материалов, которые было бессмысленно выкладывать на сайт. Так родилась идея делать книги. В 2012 году я предложил подготовить издание для Театра Сатиры. Александр Анатольевич Ширвиндт и тогдашний директор Мамед Агаев это предложение одобрили, и мы с Мариной Александровной Калининой, заведующей музеем Театра, начали создавать книгу к 90-летнему юбилею коллектива. Я тогда не знал, сколько надо брать денег за такую работу (это вопрос деликатный), и попросил сумму порядка месячной зарплаты среднего менеджера Москвы – в общем, на мороженое. Но мы были практически советские энтузиасты, воспитанные на соответствующих идеалах. Работали почти два года: нужно было столько всего найти, отсканировать, скомпоновать! Но издание в оформлении Игоря Яковлева вышло, и с этого началась моя деятельность такого рода. На настоящий момент у меня уже восемь с половиной книг (тираж одной еще не напечатан). За «Санкт-Петербургский государственный театр музыкальной комедии от А до Я» мне (вместе с командой, конечно) даже вручили «Золотой софит» – высшую театральную награду Санкт-Петербурга. Это большой труд, который на сегодня я считаю своим главным. Он без преувеличения послужит еще не одному поколению.
– Так кто же вы по профессии и должности?
– Меня по-разному называют, в том числе, и историком-архивистом. В «Ленкоме», где я работаю почти 15 лет, из них 8 – официально (это вообще уже мой родной дом), меня прозвали архивариусом. Моя деятельность – довольно узкая сфера, как считает Марк Борисович Варшавер, и я с ним соглашусь, скрипя зубами. Даже сделанные нами книги о театре – пусть он даже и такой большой и мощный, как наш, – все же несопоставимы с российской энциклопедией или всеобъемлющим театральным изданием. (На сегодня мы выпустили 4 издания: «Девять десятилетий», «Юнона и Авось», «Марк Захаров» (к его 85-летию) и «Антология»). Должен сказать, что сейчас реально нет на свете человека, который знает историю «Ленкома» так, как знаю ее я. Да, есть молодые театроведы, изучающие современный этап, но что было до Захарова? Кто знает эпоху Эфроса, Берсенева, Толмазова, Судакова, 1930-х годов? Людей на групповой фотографии этого периода никто не назовет. Впрочем, такая проблема существует и в других театрах. И архивные изыскания должны помогать восстанавливать память о людях. Так, например, несколько лет назад Петербургский БДТ захотел повесить мемориальную доску Блоку. Он ведь был по сути первым директором театра – председателем художественного совета директории Больдрамта, как тогда назывался этот коллектив. Я стал смотреть свои материалы – ксерокс, рукописные выписки, пересъемки – и нашел книгу приема сотрудников 1919 года, где фамилии вписывались еще от руки. Там нашлось и имя Александра Александровича. Были перечислены его адрес, зарплата, должность. Сотрудники сделали запрос в указанный мною архив и получили ответ, на основании чего и сделали доску.
– Разве такие вопросы не в компетенции сотрудников архива театра?
– Сотрудников архивов театров сейчас нет вообще. Но есть люди, которые дорабатывают с советских времен. Они преданы своему делу, им много лет (в наше время таких энтузиастов очень трудно найти среди молодежи), они днюют и ночуют на работе за крошечную зарплату. Это их жизнь, они трудятся за идею. В основном это представительницы женской половины населения. К большому моему сожалению, возрастные сотрудники не передают эстафету молодым – видимо, это вечная проблема отцов и детей. Уходя из архива, они его тайны уносят с собой. А ведь стоит сделать ряд простейших действий – и вопрос бы решился. (Если, конечно, архив небольшой; с большим так не получится: в музее МХАТ и Малом театре всегда необходим архивный работник). Все документы надлежит учесть, переписать, разложить по полкам (еще надо знать, на какой полке что находится), составить опись – и в электронном варианте тоже. Тогда функции по дальнейшему обслуживанию отдела передаются службе по связям с общественностью или администраторам. Так случилось в Театре им. Моссовета. У них долгие годы не было специалиста, но комната с архивом оставалась, и меня туда пускали. Я сам по ящикам искал фото, и это тоже помощь. В настоящий момент у них все оцифровано, и на мой недавний запрос по спектаклю мне прислали папку с отсканированными материалами. Большая им за это благодарность. Но в подавляющем большинстве случаев этого не делается. Почему?
– Наверняка это не единственная проблема театральных архивов.
– Самая большая беда любого театра страны в том, что даже имеющиеся шикарные архивы не используются никак. Тогда непонятно, зачем они вообще содержатся? Да, есть РГАЛИ, который раз в 5-7 лет запрашивает материалы, но он не забирает все, потому что не резиновый. Ему нужны личные дела, приказы; на спектакли заводятся папки, куда вкладываются программка, рецензии и пара-тройка фотографий – всё! Но и по оставшимся обширным собраниям в театрах не делаются выставки, не создаются книги (за редким исключением; даже наш «Ленком» не в полной мере ведет такую работу). Все лежит мертвым грузом. А потом архивы растаскиваются. Происходит это просто: пришел мастеровой, рабочий сцены или актер и попросил фото для какой-то надобности, а вернуть забыл. Бывают и те, кто целенаправленно себе что-то берет. В финансовом плане дороже эскизов художника-сценографа (особенно если это Вильямс, Тышлер, Левенталь, Рындин и другие мастера первого ряда) ничего нет – речь о миллионах. Причем одно дело – иметь архив у себя на даче и вешать эскизы на стенах, и совсем другое – продать его на сторону. Существует и другая вечная проблема – пожары, причем горит почему-то каждый раз именно помещение архивного отдела. Поэтому и материалы пропадают (хотя есть места, как мы понимаем, где это происходит и без всяких пожаров).
– Расскажите о каких-то вопиющих случаях с ведением архивной работы.
– Когда мы к 85-летию Захарова готовили книгу о нем, нам понадобился материал из Театра им. Гоголя (тогда «Гоголь-Центра» под руководством Кирилла Серебренникова), где Марк Анатольевич проработал год. Мне говорили, что архив остался, но он сосредоточен на предыдущем худруке Сергее Яшине: его постановках, фотографиях и т.д. Ну, пусть хотя бы он, ведь это период с 1987 года. При этом надо понимать, что это крупный театр с огромной историей, там служили великие актеры Борис Чирков, Людмила Скопина. Но к моменту моего запроса старая гвардия архивного отдела была полностью уволена, а молодой команде было совершенно все равно, что было до них. «Сергей, о чем вы? У нас полет фантазии, искусство, а вы про старье спрашиваете!» – вот буквально так. Я был вынужден настаивать, рассказывал, как это важно, чуть не с фонарем собирался ходить по подвалам. Они долго искали и проверяли, но действительно ничего не нашли. Неудивительно: артисты рассказывали, что во время их отпуска был сделан ремонт, и из гримерок выкинули даже личные вещи, среди которых были фото, документы, афиши. Ремонт прошел, от старья избавились – и возникло арт-пространство…
Сегодня коллективом руководит Антон Яковлев – абсолютно другой культуры человек, перед которым стоит задача вернуть великую историю этого театра. Естественно, новые сотрудники, пытающиеся собрать архив, столкнулись с тем, что его просто не существует. Ни книг, ни буклетов, ни программок – ничего, кроме материалов, освещающих период деятельности Серебренникова. Я пытаюсь им помочь, чем могу. Руководство просит актеров, работавших до этого периода (а их мало), посмотреть у себя, не осталось ли чего. Не хочу никого обвинять в произошедшем, поэтому скажем так: неизвестно кто, когда и куда подевал архив славного Театра им. Гоголя. Это очень печально, причем не только для меня одного. Слава богу, есть еще молодые люди, избирающие для себя профессию театроведа, и им многое интересно. Представьте, что они захотят узнать что-то более детально и обратятся в подобный коллектив. А там нет даже репертуара! Вот и приходится заниматься реанимацией истории. Это самый плохой пример, который я могу привести по этому поводу, крайняя точка, до которой не следует доходить.
– А вторая позиция?
– Вторая позиция – это театры, имеющие архив: стеллажи, шкафы с фотографиями, негативами, афишами. Там по вашей заявке моментально подбирается материал, при вас открывается нужный ящик и достается требуемый предмет. В большинстве своем это подвальное помещение, где сложены (в лучшем случае; а бывает, что и свалены) все бумаги. Они могут храниться лучше или хуже, но пыль там точно не вытирают. Документы обычно лежат в коробках без соблюдения хронологии или логического принципа, даже не по алфавиту. Коллективов, где работа ведется хорошо, крайне мало: Театры им. Моссовета, Вахтангова, Пушкина, «Ленком», Малый.
– Что вообще подразумевается под словами «архивные документы»?
– Есть книга с нормативным перечнем документов Министерства культуры СССР со сроком их хранения и условиями содержания (никак ее не прочту). Но для служебного пользования это очень классная штука. Когда-то многие думали, что такое издание никому не нужно, а сейчас мы понимаем, что это клад. Самое потрясающее в нем – название документов, которые можно найти в архивах. Ты-то помнишь разве что анкету, личный листок, автобиографию… А есть ведь еще партийные карточки, профсоюзные билеты и, наконец, личные учетные карточки. Они заполняются отделом кадров, и в них есть основные сведения – дата рождения, адрес, институт, годы работы. Из них можно получить первоначальные сведения о всем составе театра. Но расположены они не в алфавитном порядке, а по году увольнения, и все их нужно перебирать руками. Если же нет и их, то обязательно сохранен архив бухгалтерии (если его не сожгли, конечно), а именно лицевые счета. На такой карточке меньше информации – это просто учет зарплаты. Но и из нее можно кое-что почерпнуть. Например, в «Ленкоме» на каждом вечере памяти говорилось, что у нас работал Смоктуновский. Он шел наряду с «могиканами» Леоновым, Пельтцер, Абдуловым. Но где о нем сведения?! В чем он играл, когда работал? Я проштудировал все приказы, но ничего не нашел. А это же не просто Вася с улицы – это великий артист. И я пошел копать архив бухгалтерии. Перелопатил все подшивки и нашел его в папке «внештатные сотрудники» за 1955 год. Он не был оформлен официально, а просто приглашен: получал 3 рубля с копейками за выход и участвовал буквально в 6 спектаклях. Всего 33 участия, из них 27 – репетиции. В постановке «Парень из нашего города» он в массовке выбегал с автоматом. Смешно, что в нашей последующей книге статья про него получилась самой большой – биография была у человека.
Но главный вывод из вышесказанного в том, что Минкульт СССР контролировал содержание архивов учреждений культуры. Сейчас, по идее, контроль тоже есть, но не в той мере. В начале 1990-х большинство этих функций было передано Главному архивному управлению, которое и издает законы и распоряжения, направляемые потом в театры. Но, поверьте мне, их никто не соблюдает. Да, раз в 5-7 лет какие-то материалы забирает РГАЛИ, но не все и только для тех фондов, которые у них есть. Например, есть фонды «Ленкома» или Театра им. Ермоловой, им присвоены номера – они и пополняются регулярно. Им по закону обязаны сдавать все документы, которые положено. На эти новые документы допечатывается опись, с которой по прошествии времени ты можешь работать в РГАЛИ. Нет фонда – нет и материалов.
– Возможно, государству стоит опять взять этот вопрос под контроль?
– На этот вопрос сложно ответить. Настолько ли он важен, чтобы выносить его на уровень, скажем, администрации Президента? Если бы мы, незримые бойцы архивного фронта, вместе собрались и подняли эту тему, подключили СТД и Директорскую ложу под началом Марка Борисовича Варшавера и сделали послание, как это бывало раньше после съездов кинематографистов или композиторов, было бы очень хорошо. Послание это было бы передано в Министерство культуры и закреплено законодательно.
– А что можно сделать своими силами?
– Однажды в Бахрушинском музее, где я проработал 3 года, мы повесили объявление о сборе архивных документов у населения – программок, фотографий, – но эта идея почему-то не реализовалась. Может, люди за все деньги хотят получить и не готовы отдавать безвозмездно. Но у многих дома хранятся документы, которые представляют собой музейную ценность. И куда ее деть? Ведь родственники в большинстве своем отнесутся к ней абсолютно безалаберно и скорее всего ее продадут. Для них важна ценность не духовная, а материальная. И будет это кочевать из рук в руки. Приведу личный пример. Я много работаю в архивах, встречаюсь с родными театральных деятелей, маниакально слежу за книжными букинистическими изданиями и собрал почти все, что хотел. У меня есть подлинные грамоты заслуженных и народных артистов РСФСР. Пока я жив, я их сохраняю, а дальше-то чего? Что ж я, как Кащей, над златом чахну? Не над чем там чахнуть: это просто бумага с гербом, ты не повесишь ее на стену, чтобы любоваться. Помню, мой знакомый, связанный с рынком подобных вещей, как-то сказал, что у него когда-то было три диплома лауреата Сталинской премии. А трижды лауреат – это серьезно. «Не помню, что за артист. По-моему, Шмелев его фамилия». Выяснилось, что это Хмелев, и я схватился за голову: имейте в виду, что документы одного из первых народных артистов СССР, любимца Сталина, худрука Художественного театра находятся где-то в частной коллекции! Да, это печально, что семья, не имея денег, вынуждена продавать реликвии своих предков…
Опять же возникает вопрос сохранения. Я уже думал безвозмездно передать потом свою коллекцию РГАЛИ, у меня и база к ней сделана. Но вот отдам я грамоты – и они будут в архиве просто лежать? Кто их будет открывать? В том же РГАЛИ я просмотрел 10000 документов, а их за 60 лет никто больше не заказывал. И как быть? Поэтому я выдвигаю посыл – создавать что-то единое, какой-то портал, электронную энциклопедию деятелей театра, кино, музыки. Например, возник же «Некрополь» знаменитостей силами добровольцев. Да, они ночами по кладбищам ходят, но они же и дело делают – составили огромный реестр мест, где кто похоронен. И это нужно! (А не просто модно). Сейчас в книгах принято писать место захоронения, и это правильно. Поэтому хорошо бы собрать энтузиастов – их мало, собирать долго не придется, – чтобы каждый вписывал свою информацию, а еще подключить театры, и пусть они воплощают идею Богомолова, мечтающего об электронном музее. Например, зашел на сайт, нашел интересующий тебя спектакль, там увидел программку, прошел по ссылке, посмотрел портрет артиста и список его ролей… Но это колоссальная работа! Кто это будет делать? Сам я не могу быть вечным рупором – нужна группа единомышленников, хотя бы 2-3 одержимых человека. Пока я их не встретил, у всех свои дела. «Может быть, потом…» А «потом» не наступает. Знаете, ведь светлое будущее, которого мы все ждем, уже наступило: светлое будущее – это наше настоящее. Времена не выбирают, а живем мы в такие времена, когда наша задача – сохранить хотя бы то, что мы имеем сейчас. А то, что будет после, – зависит от нас, от того, какой задел мы оставим.
Дарья Семёнова
Фото из личного архива Сергея Николаева
Comments