– Я коренная москвичка в третьем поколении (хотя мои прабабушки и прадедушки – не из Москвы). Но семья моя – совсем не богемная: папа – инженер, строивший гидроэлектростанции, мама – учитель истории. Мне кажется, из этого союза и возникла моя профессия: я исследую историю дизайна, который в советское время носил название «техническая эстетика» и всегда был тесно связан с инженерией (вспомним понятия промышленный или транспортный дизайн). Думаю, очень важный момент – кто твои родители, я всегда спрашиваю об этом, когда пишу о ком-то книги или устраиваю выставки. Часто бывает, что в наше дело людей приводит именно микст семейных традиций.
Так получилось и у меня. Причем не сказать, что в моей семье были творческие деятели (хотя двоюродная бабушка была художницей). Зато было много священнослужителей, и я смеюсь, что унаследовала эту традицию, проповедуя дизайн. Родители всегда и во всем меня поддерживали, и мой выбор профессии их не удивил.

– Сначала я хотела быть модельером, но потом поняла, что эту программу будет трудно освоить. У них очень много занятий по акварели, а я с ней «не дружила». Художник-иллюстратор Александр Александрович Мелик-Пашаев, сын знаменитого дирижера Большого театра, с которым меня познакомила семья Лисициан, посоветовал мне, раз уж я решила поступать в Строгановку, позаниматься с преподавателями именно из этого института Игорем Лукштом и другими ведущими специалистами. Но в первый раз я поступала без предварительных занятий, а вот когда провалилась – пошла работать лаборантом, параллельно готовясь у Ксении Андреевны Кондратьевой, декана факультета. Тогда она мне и сказала: «Ну какой промышленный дизайн, когда сейчас в стране с промышленностью черт знает что будет? (Я тогда это направление выбирала). Мы же всё за рубежом закупаем! Иди-ка на графический дизайн – у тебя всегда будет работа». Она была совершенно права, тем более что профессиональная база на всех направлениях в целом одинаковая.
Знаете, сегодня иногда можно услышать: «Ой, Строгановка дает такую старую школу! А сейчас столько новых учебных заведений появилось». Но фундаментальное образование не устаревает. Да, нам не нравилось, что на графическом дизайне было в неделю 6 часов скульптуры, 9 часов живописи, 12 часов рисунка – это реально очень много. Зато теперь я могу что угодно нарисовать или слепить, да и вообще сделать все, что нужно. Убеждена, что все было не зря. Кроме того, всегда наши выпускники занимали руководящие должности в творческих организациях. Хотя в последние десятилетия появились и прекрасные новые школы.

– Еще учась, я понимала, что всем нужна практика. Тогда еще в ЦДХ проходила выставка-фестиваль «Дизайн и Реклама». Я напечатала визитки и подходили буквально ко всем со словами: «Очень хочу работать! Не знаю никаких программ, но всему научусь!» Удивительно, но меня взял к себе Алексей Веселовский, правнук Веры Мухиной, основатель печатной мастерской «Пиранези LAB», невероятно энергичный и талантливый дизайнер. Мы оформляли каталог Московского кинофестиваля, вели другие интересные проекты. Это был тяжелый период, потому что сначала я занималась только сканированием бесконечных материалов. Казалось, я просто сойду с ума, и я думала: «Что же, моя жизнь будет состоять из одного сканирования?!» Потом мне поручили верстку – уже поинтереснее. Верстала, верстала – дали другую работу. Так постепенно и пошло. Это была прекрасная разведка боем. Ну и, конечно, важно попасть к хорошим людям, которые будут тебя направлять и растить. Мне с этим повезло. Чуть позже я стала ассистенткой Владимира Чайки. Это было здорово! Он не умел работать на компьютере, но был гениальным дизайнером. Он мне советовал: «Не говори, что у меня учишься – нет, ты мне помогаешь». Чайка всегда все подробно объяснял, проговаривал ход своих мыслей и это было лучшим обучением. В какой-то момент он заметил: «Ты – не дизайнер. Хотя заниматься будешь чем-то связанным с дизайном». Я ужасно на него обиделась! Но он оказался прав: я стала директором музея дизайна.
Так что молодым я посоветую: пробуйте! Везде ходите, резюме рассылайте, ведите социальные сети, обновляйте портфолио, на других смотрите и себя показывайте.

– Да, преподаю вот уже два года историю российского дизайна в Школе дизайна НИУ ВШЭ. Помимо обязательной теории у нас есть практика, во время которой мы со студентами ходим по музеям и глазами смотрим все то, о чем говорили на лекциях. Мы изучаем все: от русского стиля и авангарда до того, что дизайнеры показали на последней Московской неделе интерьера и дизайна. Затем на основе этого каждый делает проект исторической коллекции предметов. Она может быть посвящена текстилю, светильникам, театральным декорациям или даже компьютерным играм – в зависимости от того, на каком направлении учится студент. Таким образом слушатели пропускают теоретическую информацию «через себя». Мне самой на учебе этого не хватало, поэтому я придумала такой ход сейчас.

– Вы правы, но я считаю, что самый крутой синтез – архитектура. Архитекторы – это еще и немножко инженеры. Они изучают множество прикладных вещей, математику, начертательную геометрию, обладают навыками промышленного производства, знают технологии. У нас тоже была «начерталка», но такой фундаментальности в нашей профессии нет. Думаю, архитекторы могут стать дизайнерами, а вот наоборот – вряд ли. Да ведь и исторически было именно так: это же они выстраиваемые интерьеры смогли украсить светильниками или особыми дверными ручками, создавая комплексные проекты и творя настоящий Гезамкунстверк (Gesamtkunstwerk, творческая концепция объединения искусств – прим. Д.С.). Поэтому я очень хочу, чтобы мой сын Маттео стал архитектором.

– Преемственность важна: все знания передаются от учителя к ученику. Сначала молодые бунтуют, ратуют за современность, а потом понимают, как необходим опыт предыдущих поколений. Оттуда можно бесконечно черпать вдохновение, работая с накопленным культурным контентом и наследием. Замес старого и нового и создает тот творческий «компот», который в дальнейшем дает развитие нашей русской школы дизайна. Сейчас в связи с санкциями и высокими пошлинами на товары мы переживаем сложный момент, но в этом есть и хорошее зерно: мы развиваемся! Так же было после революции. Я сегодня вижу много параллелей с тем временем. В 1925 году в советском павильоне на Всемирной выставке в Париже мы показали конструктивизм: текстиль и архитектуру, графический дизайн, моду. Все было сделано за 8 лет; по сути, за этот короткий период мы создали новую эстетику и новую айдентику страны. Наши экспозиции поразили мировую общественность. Тогда царил фактически один ар-деко, историзм, все было шикарным и декоративным, а у нас вызрел свой ни на что непохожий социально ориентированный дизайн. Он был оправдан: дешево, просто, каждый по чертежам мог что-то скроить или сконструировать, сделать костюмы из грубого полотна или солдатского сукна, плакаты по линейке или трафарету. В те годы это был единственно возможный путь. Дизайнеры всегда работают над тем, чтобы качество жизни людей улучшалось, и проектируют будущее. Хорошо там, где нас нет, а ты делай, что можешь, здесь и сейчас. И будь что будет!

– Да, в нашем музее (это частное учреждение культуры) все работает по принципу «сам придумал – сам сделал». Это правило распространяется и на коллектив: придумал выставку – молодец, вот ты ее и делаешь! У нас очень небольшой штат, и каждый понимает, что должен уметь все: вырезать и приклеить таблички, помыть пол, написать текст, покрасить. У нас много волонтеров: самые лучше – это уже состоявшиеся в профессии люди. Например, опытные дизайнеры и бывшие сотрудники ВНИИТЭ (Всероссийский научно-исследовательский институт технической эстетики) – люди уже пожилые, всю жизнь посвятившие промышленному дизайну. Вот на кого надо равняться! Какие же они дисциплинированные! Они приходили к нам для работы, приносили с собой обед, никогда не опаздывали, не уходили раньше времени. Если они передают архивы – у них все подписано и систематизировано, к каждой коробке прикреплена карточка, что где лежит.
Но, когда «сам придумал – сам и сделал», ты хорошо понимаешь, что никто тебе просто так не даст денег, не передаст коллекцию, не договорится за тебя. Недавно мой ребенок (он занимается творчеством Кюи и снимает кино о Пушкинском музее) сказал, что хотел бы сделать интервью с Ольгой Любимовой. Я ответила: «В чем же проблема, напиши ей». – «Как же я ей напишу?» Да очень просто! Я же пишу и нашему президенту, и мэру, и министру промышленности – да всем, кто может помочь музею. Каждый раз ты ищешь себе партнеров, соратников, единомышленников. Нужно делать все возможное, если хочешь, чтобы дело двигалось.

– У нас широкая аудитория, в основном молодежь и люди среднего возраста. Но приходят и пожилые, они сами могут провести по нашей выставке экскурсию внукам. Почти в любом доме есть вещи советского периода, они узнаваемы и составляют нашу общую историю. Детям тоже интересны наши экспозиции, ведь здесь есть куклы, скутеры, мотоциклы, даже компьютеры. Разнообразные экспонаты рассказывают про окружающую среду: графдизайн, фэшн-индустрия, мультимедиа – чего только нет. И каждый посетитель находит для себя что-то любопытное.
Мы находимся на площадке государственного музея – Третьяковской галереи. К нам идут люди, может, изначально не интересующиеся классическим искусством, но по ходу заворачивающие на выставку Врубеля, и наоборот. Билеты-то у нас общие. Так мы привлекаем новые категории посетителей и для себя, и для нашего большого партнера. Должна сказать, что важно делать выставки на государственных крупных площадках. Музеев дизайна в мире совсем немного. Да, есть Музей Виктории и Альберта, ММОМА, но дизайн должен стать частью экспозиций, причем не только по современному искусству. К этому нужно постепенно приучать зрителей в России. Сейчас будет реконструкция Третьяковки, но еще год мы проживем вместе, собираемся делать небольшие проекты на первом этаже, готовим выставки. Надеюсь, с Божьей помощью все разрулится, и будет у нас свое помещение. Как я уже говорила, делаем, что можем, и будь что будет.

– Только что мы открыли постоянную экспозицию по истории дизайна в Новой Третьяковке (Музей дизайна – резидент Третьяковской галереи с 2019 года), идет выставка «110 | Российский дизайн 1915-2025». Выставка эта – программная, она стала своеобразным продолжением моего курса истории российского дизайна в Школе дизайна ВШЭ. Для студентов креативных профессий и для людей, интересующихся дизайном, она просто необходима. Она хронологическая и очень визуально яркая, из нее станет понятно, что такое футуризм, супрематизм, конструктивизм, постконструктивизм, ар-деко, неоклассика, космический модернизм, функционализм и т.д. В Строгановке, Вышке, Британке (Британская высшая школа дизайна – прим. Д.С.), Полиграфическом институте и множестве других высших и средних образовательных учреждений в России готовят специалистов в области креативных индустрий. Они должны видеть материал, который изучают, отличать стили, разбирать, как дизайн связан с экономикой, политическим и социальным устройством. Я и мои коллеги регулярно проводим экскурсии и по ходу выставки фактически рассказываем историю нашей страны. Конструктивисты недаром говорили: «Новой жизни – новый быт». До революции у людей был индивидуальный быт (семейный уклад), а потом он стал общественным: все должны были жить и работать в коммунах. Поменялось социальное устройство, образ жизни – и потребовались совершенно другие дома, другая одежда, посуда и так далее. Дизайн сильно зависит от государства. 5 февраля 2025 года вступил в силу Федеральный закон «О развитии креативных (творческих) индустрий», и я жду серьезных положительных изменений!

– Должна заметить, что люди как раз очень реагируют на вещи. Для них это машина времени, которая может отправить их в детство или юность. То же самое касается запахов и звуков. Театр синтетичен, в нем можно все соединить воедино, и это даст колоссальный эффект. Сейчас и выставки стали делать по такому сценарию: с интерактивом, с погружением. Это всегда приятно. Но что касается внимательного отношения к реквизиту, то в театре важнее образ, иносказание, а не точное воссоздание эпохи. Мне кажется, свобода в этой сфере допустима. Мы же часто видим спектакли по Пушкину или Гоголю, где действие перенесено в современность. А вот к кино требования серьезнее (особенно в исторических картинах необходимо следить за реквизитом и даже самыми небольшими деталями).

– И театр, и дизайн – составляющие одной большой структуры. Куда вы денете достижения художников авангарда? Это была великая эпоха. Театр Мейерхольда – значимая страница в истории не только дизайна, но и всего искусства. Без этого невозможно представить русскую театральную школу!
Сама я по роду деятельности с театром не связана напрямую, но как зритель бываю там часто. К моему другу и коллеге Степану Лукьянову, арт-директору Московского музея дизайна, хожу в Электротеатр Станиславский, где он тоже арт-директор киноклуба «Сине Фантом». Как художник-постановщик он сотрудничает с разными коллективами, всегда рассказывает, что где происходит. Мы летали к нему на премьеру в прошлом году в Большой театр Узбекистана («Щелкунчик» в Государственном академическом большом театре им. Алишера Навои – прим. Д.С.). Слежу и за деятельностью его коллег. Мне интересно то, что делает Борис Юхананов в сотворчестве с художниками Юрием Хариковым и Анастасией Нефедовой. Люблю модельера и художника по костюму Свету Тегин, которая много работает в театре и кино. Горжусь ими, ведь у них много «Золотых масок» за их театральные работы.

– Кстати, раньше действительно «не было» дизайна – была техническая эстетика. Были художники- оформители, художники-постановщики, художники-постановщики – но не дизайнеры. Профессию называли «техническое конструирование», чтобы не употреблять иностранное слово «дизайн». Оно легализовалось в Союзе только 3 апреля 1987 года, когда был создан Союз дизайнеров СССР.
А я бы все равно занималось творчеством. Может, работала бы в театре или кино. Мне нравятся междисциплинарные профессии. Наши люди недостаточно хорошо знают, что такое дизайн и как он важен. Мое призвание – пропагандировать его. Я знакома с большим числом дизайнеров разных поколений, кого-то уже, к сожалению, нет в живых. Я всегда рассказываю о тех, кто внес большой вклад в развитие нашей страны. Эти знания нужно сохранить для следующих поколений.

– Конечно, лучше бы было по-другому, но в нашей стране трудности людей закаляют, аккумулируют энергию для создания чего-то нового. Мы должны обращаться к опыту прошлого, чтобы двигаться дальше.
Необходимо помнить, что творчество – это реакция на обычную жизнь, на социальную, экономическую и политическую ситуацию. И всё, совершено всё взаимосвязано! Творцы – это часть общества, мироздания, вселенной.