Спектакль сделан очень просто, но именно такой простоты ждем мы от рассказа о войне, о подвиге народа, совершенном хоть и с напряжением всех сил, но как будто бы естественно (разве мог он не быть совершённым во имя жизни, Родины и справедливости?), о возвышенной, высокодуховной жертвенности русской женщины. Простоты, спокойной интонации, веры в то, что все происходившее тогда находилось в ведении какого-то высшего порядка, испытывавшего нас, как и много раз до того. И как много раз еще будет, что подтверждает и сама пьеса Михаила Рощина. «“Освободительная война – это не только смерть, кровь и страдания. Это еще и гигантские взлеты человеческого духа – бескорыстия, самоотверженности, героизма”, – писала поэтесса Юлия Друнина. Они необходимы и сегодня, взлеты человеческого духа, в нынешних напряженных трудовых буднях, в строительстве будущего», – отмечал критик в годовщину 30-летия Великой Победы, рассуждая о том, что всем нам надо, не забывая «о до сих пор острой болью отзывающихся трагических утратах, тяжких человеческих страданиях», стремиться «всесторонне осмыслить, понять, почему именно советский народ вышел победителем в жесточайшей схватке с фашизмом, у ног которого лежала чуть ли не вся Европа» [Данилова Г. Спрос особый / Театральная жизнь. – 1975. – № 20, октябрь. – С. 8]. О таком духовном взлете, о самоотверженности и благодарной памяти, связывающей прошлое с днем сегодняшним, говорит в своей постановке Александр Коршунов.
Он видит исток победы в единстве – как осознанном выборе непохожих, часто чуждых друг другу людей, сплотившихся ради достижения общей великой цели. Той, что одна на всех. Ради нее можно, сгрудившись в тесной теплушке с двухъярусными полками, невыносимо долго тащиться в эвакуацию – в неведомую даль, погибать под обстрелами, недоедать, не спать ночами. Сценограф Ольга Коршунова выстраивает на сцене каркас вагона, в котором навстречу неизвестности едут измученные русские женщины, до изумления разные, но сумевшие объединиться, сродниться – во имя жизни и справедливости. Стук колес, паровозные гудки, актрисы, с трудом «открывающие» невидимые тяжелые вагонные двери, без излишних средств создают ощущение правды происходящего. Круглый зрительный зал «Сферы» охватывает декорацию со всех сторон, вовлекаясь в действие. Да, так происходит на каждом спектакле этого уникального по архитектуре московского театра, но именно в этом обретенная общность настолько важна и верна.
«На мой взгляд, пьеса именно о совместном преодолении, о родстве, возникающем в трудных обстоятельствах. Тяжелое не поднимешь в одиночку. Процесс сближения героинь – сквозная линия спектакля. Вначале мы видим почти случайно объединившихся женщин: разного возраста, социального положения, разных характеров и культуры. Оказавшись в такой обстановке, они конфликтуют, схлестываются, порой очень жестко, по-разному себя проявляют. Есть те, кто старается всех объединить: Галина Дмитриевна, Маша. Но в результате все приходят к мысли, что “мы еще вспомним этот эшелон как нечто великое, что было в нашей жизни”. Как говорит Ива: “Я поняла о людях больше, чем за всю жизнь”. И даже финальный страшный налет, которым заканчивается “Эшелон”, когда есть погибшие и раненые, горит вагон, решен так, чтобы, упаси Бог, не было похоронной интонации. Потому что это тоже история сильнейшего преодоления. Все люди – и слабые, и больные – как могут помогают друг другу. Все преодолевают беду: кто яростно, кто из последних сил. Такие же простые слабые женщины, как наши героини, тянут к ним руки и принимают их к себе в вагоны. Высочайший духовный подъем рождается в таких страшных условиях. Очень хочется, чтобы это было и в нашей повседневной жизни», – замечает Александр Коршунов.
Спектакль начинается с пролога – хореографического этюда хрупкой девушки в светлом платье (балетмейстер Антон Лещинский). Катя (Владислава Самохина), вечно страдающая, неприспособленная к жизни («никак не может вправиться в эту жизнь, абсолютно не принимает действительность, не может с ней примириться и в ней существовать, сопротивляться ей, как остальные», – говорит о ней режиссер), танцует под музыку Свиридова, вспоминая прежние счастливые дни и предчувствуя грядущие страшные. Этой героине отдана тема любви и верности – она томится в разлуке с мужем, с которым раньше почти не расставалась, не спит ночами, не обращает внимания ни на что вокруг, так что о ней тревожно замечают: «Она совсем не может без него». В пьесе она кажется не столько живым человеком, сколько идеей автора, представленной несколько искусственно. Трудно избавиться от такого восприятия и в спектакле.
Возможно, это происходит потому, что главное действующее лицо в нем – коллектив, а не личность, хотя у каждой героини – своя индивидуальность. «Мир держится на китах, а эта пьесах – на нескольких героях. Есть начальник вагона Галина Дмитриевна, Маша, Ива и Лавра. Они заметнее других, хотя это и не значит, что они главные. Драматург раскрывает через них основные типы характеров того времени. Но, убери остальных, – и тоже ничего не склеится», – рассуждает Евгения Казарина. С ней можно поспорить хотя бы в отношении Ивы (Нелли Шмелёва) – старой девы, себя характеризующей жестко: «Я просто с четырнадцати лет живу одна... Я все делаю сама и только для себя самой. Завариваю чай – для себя одной, покупаю билет в кино – один, для себя одной, стираю – только для себя одной». Актриса точно отыгрывает и независимость, и принципиальность, и прямолинейность сотрудницы технической библиотеки, каждое утро начинающей с длительной зарядки, однако принципиальности и прямолинейности достаточно у юной комсомолки Ирины (Елена Маркелова), а независимости с избытком в Лавре (Екатерина Богданова), со временем открывающей в себе и самоотверженность, и сердечность, способность заботиться о другом. То же делает и Ива, взявшая на себя ответственность за прибившегося к составу глухонемого, что в каком-то смысле воспринимается как повторение.
А вот другие героини действительно являются стержневыми. По пьесе главенствующее положение принадлежит, пожалуй, Галине Дмитриевне (Александра Чичкова), но в спектакле в центре внимания оказывается, скорее, Маша. «Неслучайно мою героиню так зовут: она – олицетворение народа. Она работала в литейном цехе – по тем временам это хорошая специальность, и муж у нее был мастер, следовательно, семья не бедствовала. И все же она – от сохи: человек-Земля, человек-Мать». Именно такой играет ее Евгения Казарина. Невозможно не радоваться ее жизнелюбию, смелости, силе, не сопереживать горю, сопровождавшему ее с детства: она пережила смерти родителей и младшей сестры, пришедшиеся на период Гражданской войны, потерю одного из детей. Муж ее, настоящий русский мастер-богатырь, воюет на фронте – а у Маши свой фронт, как и у ее товарок, вынужденных взять на себя мужские обязанности. «Женщин-героев много, мы о них читали еще в школе. А наш спектакль о тех, без кого Победа тоже не могла бы случиться. Я для себя это называю “тихим геройством”. Они каждодневно проявляют мужество, берут на себя мужские заботы: идут в трактористы, работают на заводах. Не потому, что хотели, – им пришлось. Меня однажды спросили, можно ли считать это проявлением феминизма. Формально – да, но на самом деле – это совсем другое. Они же не за равноправие боролись, а вынужденно на это пошли. Для кого-то такой поворот был желанен, но большинство потом вернулось к своей обычной жизни, где нужно хранить очаг и воспитывать детей», – говорит артистка.
Некоторые из героинь шире понимают долг женщины, и одна из них – Галина Дмитриевна, интеллигентная и сильная, но не властная. Она становится начальницей вагона не потому, что выше всех по положению: нет, этому способствует ее сдержанность, мудрость, опыт и высокая человеческая нравственность. Порой ее суждения звучат дидактично, но в них чувствуется искренняя убежденность, а потому эти очевидные слова успокаивают, мобилизуют, дисциплинируют. В исполнении Александры Чичковой героиня предстает усталой, втайне встревоженной, немного романтически-наивной, но духовно-несгибаемой. На ее чуть опущенное плечо всегда можно опереться. Она в самых трудных условиях не позволяет себе распускаться, и женственное платье, подчеркивающее ее природное изящество, как будто подсказывает исподволь, что и другие должны следовать ее примеру.
Но на это способны разве что ее дочь, да Ива с Машей, а как заставить сочную веселую Лавру, не желающую даже причесаться как следует и уже с утра мечтающую о глотке горячительного, не будоражить пестрое общество? Впрочем, в этой разбитной героине много симпатичных черт, смелости и прямоты, энергии, спасающей от уныния более слабых людей вокруг, жесткости, чтобы противостоять обстоятельствам, твердости, чтобы идти к победе вместе со всей страной. Небрежно одетая женщина, курящая и сквозь зубы бросающая в ответ на упрек, что не стоит смущать детей полуголым телом: «А в доме четырнадцать не дети были? А в девятом детсадике не дети? Руки, ноги оторванные – на это можно детям?» – это Лавра. Она же – красивая, разрумянившаяся, отчаянно, как будто вопреки войне танцующая с молоденьким летчиком из поезда, везущего военных фронт. И собранная, помогающая принять роды у товарки, а потом внимательно и тихо слушающая истории Машиной трудной жизни, – тоже она.
Можно ли считать ее «положительной»? Разумеется, но в спектакле «Сферы» герои предстают не просто персонажами пьесы. «К финалу со всех как будто шелуха спадает. Партийная Ирина, твердившая о комсомоле, захотела в школу. Ива, жившая только для себя, начинает заботиться о глухонемом. Даже сильная мужественная Маша, хранящая человеческое лицо в нечеловеческих условиях, ведущая за собой остальных, вдруг проявляет слабость. Потому что все – обычные люди, а не герои с плакатов. Катя решается вылезти из вагона, а Маша оказывается не такой уж “наковальней” и не может на это решиться», – замечает Евгения Казарина. Справедливости ради, в постановке нерешительность ее героини кажется вызванной не слабостью, а, скорее, усталостью: сколько можно совершать героические поступки?
Тем более что не все готовы так же, как Маша, отдавать себя общему делу и благополучию. Но, если свекровь Лавры – классическая трагическая еврейская старуха (Ирина Сидорова), постоянно, хотя и без ожесточения, пытающаяся укорить невестку и жалующаяся на то, что старых людей «бросают, как собак», – способна и на сочувствие, и понимание, а Саввишна (Людмила Корюшкина), несмотря на тоже не скрываемые мелочность и недоброжелательность к людям, искренне переживает не только за беременную дочь Тамару (Екатерина Тонгур), сварливую, ревнивую, не слишком умную, но не испорченную внутренне, но и за страну и ее защитников, то есть в истории и более неприглядные характеры.
Нина (Екатерина Ишимцева) – вялая, безынициативная, болезненная, поддающаяся панике и слабо осознающая социальные, исторические и психологические подоплеки событий, действий и идей женщина. Ее инертность исподволь разлагает коллектив, она способна бездумно обидеть окружающих, как задевает она глупым словом суетливого нервного доктора Федора Карлыча (Михаил Никитин). «Да это хорошо, что вы в нашем эшелоне-то! Он-то (показывает вверх) разведал уже небось, что вы едете, вот и не бомбит, своих-то!» – говорит она, имея в виду национальность несчастного врача, трусящего, что он из немцев. Он кажется таким беспомощным, бесхребетным, что ему и самому нужна помощь и поддержка, а тут – такое замечание, оскорбительное именно тем, что брошено без понимания. Юрка, сын Нины сбежит на фронт после встречи с летчиками, но этот смелый поступок – следствие его собственной внутренней взрослости, а не материнского воспитания.
Но, пожалуй, главная «отрицательная» героиня (насколько в этом спектакле можно выделять героев «положительных» и «отрицательных») – это Лена (Виктория Склянченкова), крикливая злобная мещанка, чьи интересы сосредоточены исключительно на себе, а до окружающих и даже страны ей дела нет. Прямолинейная Ирина считает ее ядовитые замечания «вредительством», и с девушкой трудно не согласиться. Присущие женщине пораженчество и психология «моя хата с краю», такие знакомые нам сегодня, вызывают яростное отрицание. Возможно, поэтому автор и «ссаживает ее с поезда»: вместе с младенцем она тихонько уходит со станции в деревню, где, как ей кажется, будет безопаснее и сытнее.
Однако спектакль даже к финалу, когда уже не будет Лены с Юркой и умрет в тамбуре захворавшая Саввишна, не дождавшаяся внука, не становится менее многолюдным. Возможно, присутствие юных артистов, хотя и добавляющих происходящему достоверности, не столь необходимо, как казалось автору; возможно, суету вносит и бестолковый шумный Есенюк (Павел Гребенников), невесть за какие заслуги назначенный начальником эшелона. В определенный момент круговерть лиц и монологов утомляет, однако встреча с летчиками в пути, принесшая столько радости, смеха и даже танцев с музыкой, вновь придает импульс замершему было действу. Несколько тягостное впечатление оставляет разве что сцена с Катей, притащившей «для растопки» деревянный крест с могилы. Отрешенная от жизни хрупкая дева, собирающаяся сжечь христианский символ, вносит ощущение соприкосновения с чем-то неестественным. Эпизод взят из пьесы, но в постановке выглядит, разумеется, более выпуклым, а потому пугающим сильнее, чем в тексте.
Тем не менее, в «густонаселенности» спектакля заключено художественное воздействие. Это было важно, хотя и не просто, почувствовать и артистам. «Сначала, при выборе этой пьесы, мы очень радовались, а потом вдруг поняли, что одновременно на сцене будет находиться 18 человек. Ты не можешь пропустить репетицию, потому что участвуешь в каждом эпизоде, с текстом или без него. Сложно было и Александру Викторовичу, который действительно стал “начальником поезда”: всех надо привести к общему знаменателю, чтобы действие не расползлось. Тяжело и актерски. Когда ты один, ты “берешь” зрителя и ведешь его за собой. А в такой постановке не все от тебя зависит: как сыграют твои партнеры, помогают тебе или мешают. Это же оркестр, в котором никому нельзя фальшивить. Усталость у нас была катастрофическая. И материал совсем не простой, и работали мы, не выходя из театра, с апреля. Получилось так, как говорит Галина Дмитриевна: “Все мы как сестры, больше, чем сестры, мы как одна семья”. Мы на самом деле воплотили “Эшелон”: провели столько времени вместе, несмотря на трудности и абсолютно разные характеры», – рассказывает Евгения Казарина.
Актриса тоже говорит о единстве, необходимости перетерпеть тяготы и понять другого человека, отличного от тебя. Интересно, что одну из самых известных постановок пьесы – спектакль Галины Волчек в «Современнике» – критик в этом отношении оценивал достаточно жестко: «Разобщенность людей еще более подчеркивается приемом выделения персонажей из массы – с помощью света, мизансцен – то поодиночке, то парами. <…> Мысль о силе сплоченности, взаимовыручки, благотворности воспитанного в советских людях чувства коллективизма более декларируется в тексте Автора-ведущего, чем выявляется в действии» [Данилова Г. Спрос особый / Театральная жизнь. – 1975. – № 20, октябрь. – С. 10]. Александр Коршунов расставляет акценты совсем по-иному: да, очень разные женщины собрались в эшелоне, да, им трудно вместе – а кому было бы не трудно, окажись он в абсолютно чуждой компании? – но почти все понимают, что им придется стать единым целым. И, безусловно, удастся, хотя и позднее, и не всем.