Премьера Александра Кладько, посвященная 80-летию Великой Победы, решена в хорошем смысле традиционно, действительно «старомодно», ведь внимательно прочесть пьесу, высветив главную авторскую идею, довериться мастерству артистов и не прибегнуть к ярким театральным приемам, отказавшись даже от сложной сценографии, сегодня придет в голову не каждому режиссеру. Собственно, одного этого достаточно для того, чтобы говорить о концепции, но концептуальное решение «Старомодной комедии» как раз глубже и точнее.

Казалось бы, что́ юным зрителям (хотя Ярославский ТЮЗ, как и многие его собратья-театры, в наши дни ждет на спектакли людей самого разного возраста) за дело до поздней любви бывшей артистки и врача санатория? Но ясная, чистая история, созданная Алексеем Арбузовым, кажется такой трогательной, понятной и естественной, что увлечет и взволнует ершистого подростка так же сильно, как и пожилого человека. Постановка сделана совсем не сентиментально, в ней есть высота чувств и переживаний, интеллектуальный уровень и психологическая тонкость. Театр ведет с публикой серьезный разговор не только о том, что в зрелые года любят осознанней и живут ответственней, – суть премьеры в другом: цельность натуры, порядочность, нравственный ориентир, преданность людям и родной стране, понимание долга перед собой и окружающими наполняют человеческое существование смыслом и светом, единственно важными и в 17 лет, и в «еще не 80».

Любовь героев приходит к ним не потому, что они одиноки и опытны (опыт их, скорее, способствует осторожности в новых отношениях), – нет, она становится наградой за верность идеалам и принципам, за ту самую старомодность, которой так многие стесняются – что во времена Арбузова, что сегодня. Они и впрямь немножко смешны, чудаковаты и трогательны, но способны подняться на ту духовную вершину, где их простые человеческие горести и потери обретают трагедийное звучание. Лидия Васильевна (Ольга Казакова) и Родион Николаевич (Иван Баранов) – люди военного поколения, представители народа-победителя, обладающего чувством собственного достоинства, способностью жить по правде и справедливости, жертвовать собой ради высокой цели и считаться с другими больше, чем с собой.

Эксцентричность и лирика, присущие первой половине пьесы и особенно памятные по фильму с Алисой Фрейндлих и Игорем Владимировым, как будто отодвигают на задний план трагическую линию сюжета, связанную с событиями Великой Отечественной войны, так много определившей в судьбах героев. Их жизнь была в расцвете в те счастливые годы, когда танцевали чарльстон, а теперь, в 1960-е, уже и танцы другие, и реалии, и возраст. Впрочем, экстравагантная Лидия Васильевна Жербер решительно не желает считаться с цифрой, по недоразумению проставленной в ее паспорте. Да и что там указано, зритель может лишь догадываться, ведь кажущаяся легкомысленной женщина в невероятной блестящей чалме и насыщенно-синем шарфике так и не назовет главврачу санатория год своего рождения. Да и Ольга Казакова кажется непривычно молодой для своей роли, традиционно предназначаемой актрисе в годах. «На первой встрече я сказала режиссеру: “Давайте через 20 лет! Я люблю эту героиню и с удовольствием ее сыграю, но пока я еще молодая”. Александр Иванович, наверное, про себя подумал: “Ну, вот это как раз и подходит к роли”», – рассказывает она.

«Как-то распознал он своим чутьем режиссерским в нас с Иваном Владимировичем своих героев», – продолжает актриса. И в первой сцене артисты выходят к публике не столько в образе своих персонажей, сколько как Ольга Казакова и Иван Баранов: просто, доверительно, исполняя под гитару песню Юрия Визбора (подбор музыки Ильи Ершова). «Кладько сказал: “Оля, я вас уверяю, что современная молодежь таких авторов не знает”. И если мы молодых зрителей хотя бы познакомим с этим материалом, а в идеале – заинтересуем, если они просто услышат эти песни, а потом что-то прочитают, посмотрят и запомнят, мы уже сделаем большое дело. Ему хочется, чтобы подрастающее поколение становилось лучше, чтобы молодые читали произведения военных лет, узнавали про тех, кто воевал в Великую Отечественную. Мне-то казалось, что не нужно повторять то, что и так всем известно, да еще и брать для этого тексты, “которые все знают”. Но режиссерское видение на деле доказало свою правоту. У нас получилось признание в любви людям тех лет».

И далее все действо будет пронизано стихами и мелодиями минувшей эпохи, видеофрагментами из отечественных и зарубежных картин, проецирующимися на смыкающиеся створки задника (художник-постановщик Алексей Уланов). Не связанные напрямую с сюжетом (Луи де Фюнес или Александр Демьяненко в роли Шурика столь же не сходны меж собой, как и с пьесой Арбузова), они задают тон истории и будят воспоминания и ассоциации у тех, кто помнит счастливые прошедшие годы, и погружают в соответствующую атмосферу тех, кто родился много позже. «Наш режиссер – человек, конечно, не совсем той эпохи, но этих людей он очень любит, поэтому и получились они в постановке такими возвышенными, с чистыми чувствами без малейшей пошлости», – замечает Ольга Казакова.

Эта старомодная и вечно юная история (иногда и впрямь комедия, а иногда и драма) начинается на Рижском взморье, обозначаемом видеопроекциями и шумом холодных балтийских вод. Взбалмошная, обаятельная Лидия Васильевна, воистину женщина без возраста, вызвана на беседу грубоватым, явно отвыкшим от светского общества главврачом, в первом акте предстающим пусть и не отталкивающим, а даже симпатичным, но все-таки мужланом. Она фантазирует, целомудренно кокетничает, читает стихи, взобравшись на стул, – но эти милые эскапады лишь приводят Родиона Николаевича в неописуемое смятение.

А кто бы не смутился, узнав, что его пациентка злостно нарушает режим, лазает ночью в сад через окно и поет, не обращая внимания на соседей и время суток? Эпизод поставлен и сыгран с хорошим чувством юмора, в нем нет пережима и нарочитого комикования. Зрители знакомятся с героями, имеют возможность подтрунивать над ними, а следовательно, проникаются и симпатией к милой экстравагантной кассирше цирка и ее собеседнику-медведю. В следующий раз они встретятся уже в городе, в кафе, где Родион Николаевич втайне предается пагубной привычке – ест свежие булочки. Застигнутый врасплох, он проговаривается о собственных предпочтениях не только в кулинарии, но и взаимоотношениях. Так смотрящие узнают, что в женщинах он ценит скромность, так что фривольное поведение Лидии Васильевны и ее роскошную чалму (фасона «не разбери-поймешь») одобрить не может. Как не одобряет он и ее действительно легкомысленного замечания о любви, парируя, что с нее-то все и начинается, что и доказывает, страстно читая стихотворение Роберта Рождественского. В целом абсолютно верные рассуждения героя вызывают смех и из-за чуть большего, чем следует в данной ситуации, эмоционального накала в его голосе, и из-за контраста лирических строк и грузноватой фигуры в мятом костюме, но смех этот совсем не обиден для персонажа. Тем более, что скоро он раскроется еще сильнее – и еще трогательнее.

После концерта в Домском соборе он, столь же взволнованный музыкой, как и Лидия Васильевна, тихонько выходит за ней на улицу в дождь, неуклюже пытаясь предложить ей зонт. Взбалмошная дама, мгновенно переходя от глубокого душевного переживания к веселой ребячливости, попытается сломать этот респектабельный предмет – символ наступающей старости, когда уже боишься прыгать по лужам. Маленькая неожиданная стычка вызовет сердечный приступ у Родиона Николаевича, и следующая встреча сведет их уже в больнице, куда женщина станет приносить домашние обеды. Так по шажку двигаются герои друг к другу, и каждый открывает в новом знакомом привлекательные черты.

И все же это пока еще комедия, плавно меняющаяся от эксцентрической – к лирической. В ней будет своя кульминация – артистические танцы Родиона Николаевича, пытающегося вспомнить, как в юности он умел лихо отплясывать шимми и чарльстон (балетмейстер Александр Гордиенко), что требует «неизъяснимого, пленительного изящества». С изяществом уже туговато, но искренности и увлеченности – с избытком. Эпизод решен весело, динамично, но совсем не репризно, не перечеркивая последовательного развития сюжета и характеров. Кажется абсолютно естественным, что в продолжение прекрасного вечера случается новая встреча, когда герои после заката отправятся гулять по окрестностям. И тоже органично – что дорога приведет их к братскому кладбищу, где у одной из стел с выбитым женским именем всегда стоят свежие цветы. Здесь – погибшая в войну супруга Родиона Николаевича, которой он каждый день приносит букеты.

Лидия Васильевна неосторожно поправляет цветы – и вдруг понимает, кто была эта «Семенова Нина, майор медслужбы». Неловкая минута, резкое замечание ее спутника, общее смятение… Теперь-то уж, кажется, явно наметившейся симпатии двух немолодых не очень счастливых людей конец. Как может родиться новая любовь, когда так сильна прежняя, не умершая? Спектакль продолжает черно-белый видеофрагмент, в котором Родион Николаевич потерянно бродит по роще, а фоном звучит «Баллада о любви» Высоцкого. Возможно, его следовало бы сделать короче, хотя понятно, как трудно прервать и невероятно мощную песню, и возвышенные горестные воспоминания героя. Так в постановке внезапно сливаются воедино темы любви, верности, памяти – и войны.

Война возникла еще раньше – когда Лидия, рассказывая о своей запутанной личной жизни, проговорилась, что сын ее погиб. «Его под Кенигсбергом убили… И вот, представьте себе, как неловко получилось – я как раз в эти дни на фронте была, с театральной бригадой… Мы и День Победы там справляли… Я радовалась очень. (Вдруг прошептала.) И ничего не знала». В память тех, кто не дожил до великого дня, погибнув в боях, кто приближал победу, выступая с концертами, кто всеми силами и средствами отстоял для нас мирную жизнь, в спектакле звучат «Журавли», поворачивая его русло от лирики к драме.

«Меня эта тема очень трогает. Мне кажется, у всех нас такое восприятие в крови. Оно впиталось с молоком матери, а потому мы так откликаемся на разбитые судьбы и воспоминания. И хорошо, что мы не в лоб об этом говорим (все-таки “Старомодная комедия” – постановка не о войне). Вроде бы разговор о любви – но как ее может переломать война, несущая столько потерь! Всего лишь небольшой эпизод – а как он трагичен и высок! Гибель ребенка… жены… Через личную судьбу преломляется нечто общее. Это не “Вставай, страна огромная”, но так же всем понятно и на всех действует. Хотя в нашем спектакле речь не только о том, как теряют, – но и о том, как находят», – говорит Ольга Казакова.

Драма есть и в печальной истории Лидии Васильевны, из-за увлечения мужа другой женщиной переставшей выходить на сцену и вынужденной занять скромную должность кассирши в цирке. Но ее эксцентричный характер и тут берет верх, и героиня остается балансировать на тонкой комедийной грани. «Если Вы жалеете меня, то поступаете очень глупо. У меня с мужем отличные отношения… Не более двух месяцев назад, перед отъездом на Каспий, он даже одолжил у меня сто пятьдесят рублей… И может быть, отдаст их!» – восклицает она, убеждая и оторопевшего Родиона Николаевича, и самое себя, что не так уж плоха ее жизнь. И кажется – она все-таки права.

Права, пусть и огорчает ее многое: нелепый бывший муж, одиночество, даже сломанная молния на чемодане, с которым героиня малодушно пытается сбежать от главврача. У него – свои горести: вновь не может приехать в отпуск любимая дочь, потому что зять-эгоист желает побывать в Сухуми. Да, и стойкого, верного Родиона Николаевича одолевает одиночество. Два пожилых человека тянутся друг к другу, и вот уже Лидия Васильевна принимает приглашение погостить несколько дней в отделанной для дочки комнате. Эксцентрика окончательно уходит из спектакля, и даже яркие наряды госпожи Жербер становятся скромнее: в прощальный вечер она предстает в изящном костюме, с простой прической, стоя у окна с чуть колышущейся от морского ветра белой занавеской.

Совсем простой, проникновенной становятся и интонации, и действия. Женщина с чемоданами уходит, чтобы сесть в такси. Мужчина, хватаясь за сердце, тяжело опускается в кресло. Затем убегает за ней с забытой вещью в руках. Заканчивается спектакль уже в видеоформате: двое немолодых людей сидят на берегу, и море подкатывает прямо к их ногам. «А знаешь – я чуть не умер», – говорит он. «Наверно, всю мою жизнь я только и делала, что шла тебе навстречу», – отвечает она. Финальным аккордом этой удивительно теплой человечной постановки становится «Милая моя», вновь пропетая дуэтом артистов и подхваченная залом. Песня, знакомая зрителям с давних лет, словно убеждает, что все же далеко не всем встречам суждены разлуки.