– Вы родом из Перми, города высокой культуры. Она и сформировала вас как творческую личность?
– Сегодня Пермь развивается в культурной сфере, но в моем детстве это было не в такой активной фазе (расцвет начался примерно к моменту окончания школы). При этом, хотя жила я не в центре города, я ходила в хорошую школу искусств, где занималась не только по музыкальному профилю, но и играла в музыкальном театре. Так что у меня была еще актерская подготовка, давшая мне дополнительный фундамент на будущее.
В детском саду на меня обратила внимание музыкальный педагог. Сначала я занималась с ней, потом она рекомендовала отдать меня в музыкальную школу. Но мама решила, что мне не нужна дополнительная нагрузка в первом классе. В итоге к третьему я сама, глядя на своих одноклассниц, учившихся там, решила, что хочу заниматься. На хоровом отделении, куда меня взяли, учатся 8 лет: обычно ученики выпускаются не позднее 9-го класса (общеобразовательной школы), так что мне пришлось «перепрыгивать» год. Слава богу, у меня были способности и навыки, полученные еще в садике, поэтому я быстро влилась в учебу. Я ведь с детства пела: на улице, в автобусе. Мама это не пресекала, и музыка всегда была со мной.

– Мама не огорчилась, что вы все-таки взяли на себя дополнительную нагрузку?
– Она видела, что душа у ребенка поет. Но она меня жалела во время всех этапов моего обучения. В гимназии была большая нагрузка, еще я занималась на хоровом отделении и вокалом, ходила в музыкальный театр. Мама говорила: «Может, не надо всего так много? Ты устаешь». Но мне нужно было везде быть успешной, никогда не могла выбрать что-то одно. После 9-го класса предстояло решать: идти в музыкальный колледж или доучиваться в старших классах. Я не смогла определиться и училась параллельно и там, и там. Эти два года – страшное дело! Да и потом было не легче: я окончила школу и два курса колледжа, и опять возник выбор – остаться или поступать в университет. Я захотела получить высшее образование, еще два года училась в университете по направлению «пиар и реклама» – и продолжала ходить в колледж! Наконец все закончилось, но я уже не могла остановиться. Мне не хотелось учиться в Пермском институте культуры, и я поехала в Уральскую консерваторию в Екатеринбурге. При этом в Перми я получала губернаторскую стипендию, была отличницей – и вдруг отчислилась. (На меня преподаватели посмотрели косо: мол, девушка, что вы делаете?!) А я через отчисление перевелась на ту же специальность на «заочку» в Екатеринбург. Так что диплом я все-таки получила, правда, по нему не работала ни дня. Вот так я совмещала все на свете, но рвалась петь.

– Получается, что с самого детства вы определились с профессией.
– Я даже не помню этого момента, но он случился довольно рано. Недавно совершенно случайно нашла свое сочинение за пятый класс – и уже там я писала, что хочу стать оперной певицей (только формулировала по-другому). Не скажу, что с детства была приучена к оперному искусству, не было в семье и профессиональных артистов. Но мне нравилось петь, было интересно слушать музыку. Понятно, что ребенок тянется к известным песням, которые он слышит по телевизору, – так было и у меня. Но мой вокальный педагог сказал: «Все-таки у тебя академический голос, а не эстрадный». Конечно, что-то я пробовала, да ведь и все оперные певцы таким пением баловались (и продолжают до сих пор). Но потихоньку оказалась там, где оказалась, а как – и сама не поняла! Это будто изнутри проросло.
Из самого раннего детства я помню какие-то вспышки, связанные с искусством. Наиболее яркие – из Оперного театра, куда мы ходили с мамой на постановки. Одна – точно «Лебединое озеро», а еще – что-то восточное, сейчас уже не определю, что именно. Большое впечатление на меня оказал балет, и моя самая первая детская мечта – стать балериной. Я даже занималась в студии, но получила травму, и меня забрали, а потом в моей жизни появилась музыка. Смеюсь, что я решила все-таки попасть в музыкальный театр, но с другого входа – как певица. Но моя любовь к классическому танцу продолжается: мой муж – артист балета.

– Занятия музыкой требуют самоограничения во многом.
– Не помню, чтобы я себя в чем-то ограничивала, хотя лишний раз с одноклассниками не сходишь погулять, конечно. Но я ведь не инструменталист и не сидела за инструментом очень много. Театр подразумевает физическую активность, так что я больше двигалась, пела. Музыкальная школа была для меня вторым домом, там были мои друзья, я не только трудилась, но и отдыхала душой и телом. Мне настолько нравилось находиться в этом пространстве, что мне было комфортно. Но, само собой, нагрузка была большая. После занятий приходишь домой – нужно уроки учить.
Но мне повезло с педагогами, особенно по теоретическим дисциплинам. Больше всего в музыкальной школе дети не любят сольфеджио, но преподавательница нас всех сумела увлечь своим предметом. Отправляла нас на конкурсы, и это казалось очень интересным. Обязательным было и посещение Оперного театра, с которым сотрудничала наша гимназия. Помню, нас с классом повели на «Евгения Онегина», и я уже на тот момент знала каждую известную партию в этой опере. Рядом со мной сидела подруга, сказавшая по окончании спектакля: «Ты мне сейчас продублировала все, что было на сцене». Так еще в раннем возрасте мне привили любовь к этому виду искусства.

– Говорят, в балетных училищах воспитывают жестко. У музыкантов другие методы?
– Линейкой, конечно, не бьют, но воспитывают все равно больше кнутом, чем пряником. Мне повезло: в музыкальной школе у меня все было достаточно экологично, как сейчас говорят. В колледже мой педагог тоже старалась меня защитить психологически от давления. Но чем дальше в лес… В консерватории обучение было уже довольно жестким. Понятно, что там готовят студентов к атмосфере театра, где конкурентная среда, стараются вывести из состояния равновесия. Хорошо, если помогают правильно настроиться, подсказывают, как выжить в этой сфере, но бывает, что и нет. Некоторые преподаватели используют такую гонку как методу. Поэтому важно выбрать своего педагога, причем не только по техническим особенностям – подходит ли тебе его школа, –но и по эмоционально-психологическому климату. Тяжело, когда на тебя все время давят. Но это мы сейчас с вами рассуждаем, что правильно, а что нет, а в юности это очень сложный момент. Многие даже талантливые музыканты не выдерживают и уходят из профессии еще на этапе учебы. Она ведь требует характера. Если можешь ею не заниматься – не занимайся. Здесь можно быть только по любви.

– Характер закаляется во время учебы. Наверное, и конкурсы помогают в этом?
– Конкурс – это бег на короткую дистанцию, где нужно показать все за небольшое количество времени. В спектакле что-то может пойти не так, но в процессе выступления я могу исправиться и до конца дойти королевой. А на конкурсах нужно максимально сосредоточить все силы. Но участие в них дает возможность смотреть на других, чему-то научиться, показать себя, завести хорошие знакомства (в жюри бывают агенты и дирижеры), узнать мнение профессионалов, услышать другую точку зрения. Это позволяет расти. Психологически выйти на другую площадку сложно: к родной сцене привыкаешь, а выходить в незнакомое место с незнакомой акустикой, да еще и в условиях, когда тебя оценивают (это зрители в зале тебе рады, а здесь на тебя пристально смотрят через микроскоп), – хорошая тренировка.

– Многие до сих пор представляют себе оперную певицу, как величественную полную даму, неподвижно стоящую возле рояля.
– Это стереотип стародавнего времени. Сейчас, в век соцсетей, театр стал даже не режиссерским, а интендантским. В нем важны визуал и шоу в том числе. И то, как мы выглядим, тоже. Нужно удивлять, привлекать, внимание зрителя удержать очень сложно, поэтому и прибегают едва ли не к перфомансам. Но все напрасно, если за картинкой нет искусства. Сегодня артисту необходимо обладать комплексом умений и качеств, среди которых внешность, актерское мастерство, голос, широкий кругозор. Нужны знания, понимание стиля той или иной эпохи (особенно непросто бывает, если действие оперы переносится в другое время). Так что все важно.

– Как выпускнику консерватории поднять уровень актерского мастерства?
– Актерская подготовка у нас тоже есть, пусть и небольшая. Нас учат танцам и сцендвижению, а в хороших учебных заведениях – даже сценическому бою. В этом смысле у консерваторских выпускников тоже есть багаж, хотя и не в том объеме, что у драматических актеров. Но в театре приходится очень многому учиться. Казалось бы, что сложного – пройти по сцене? А это целое искусство: как шлейф убрать, как не запнуться (и это при том, что у меня всегда была неплохая пластика). Я на первых этапах смотрела на балетных артистов, двигающихся всегда органично. Горжусь своими учителями, но и мне после начала работы в театре потребовалось время, чтобы чему-то доучиться, довести свои умения до… Не могу сказать – совершенства, поскольку это процесс длиною в жизнь. Не знаю, когда я приду к осознанию, что довольна своим вокалом, и приду ли!

– Вы учились в Екатеринбурге, где много театров, в одном из них даже пели. Почему не захотели остаться в городе?
– Музыкально-драматический театр – негосударственный коллектив с непостоянным заработком. Я в течение сезона исполняла там одну оперетту. Екатеринбург – город большой, в нем много солистов учится. Пока тебя еще не взяли в труппу, все равно хочется получить сценический опыт помимо консерваторского. Тогда ты ищешь театрик, студию – они как бы самозарождающиеся: несколько человек объединились и ставят спектакли (или приглашают режиссера), сами распространяют билеты.
Что касается возможности остаться в Екатеринбурге, то выпускалась я из Консерватории достаточно «сырой» и не рассчитывала, что попаду в крупный театр. Рационально оценивая свои данные, достоинства и недостатки, решила, что лучше начать с регионального коллектива, где я смогу много петь, постепенно расти, пополняя свой репертуар, в спокойном режиме уча что-то новое. Меня сразу взяли в Ижевск, здесь я и закрепилась.

– Чем ваш коллектив отличается от других театров?
– У нас в репертуаре есть редко идущие произведения. Например, «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» не часто встречается на российских оперных сценах. Кроме того, Ижевск – небольшой город, здесь один музыкальный театр (в Екатеринбурге, например, есть еще Музкомедия и Театр эстрады), и у зрителей нет такого богатого выбора по жанрам. Разве что еще в Филармонию можно сходить. Поэтому наш коллектив берет на себя дополнительные функции: у нас идут не только оперы, но и оперетты, музыкальные комедии, мюзиклы, детские сказки, есть даже рок-опера «Юнона и Авось». Да и сами артисты имеют возможность обогатить себя, поработав в разных жанрах. И актерски, и особенно вокально нужно быть готовым справляться с нестандартными для оперного певца задачами. Конечно, в этом есть и минусы, ведь перестраиваться не просто. Но с годами приходит опыт, и ты научаешься преодолевать трудности. Лично я стараюсь все петь своим голосом, насколько могу. Даже в «Юноне и Авось», хотя там низкая партия, а я колоратурное сопрано. (Для меня малая октава – проблема из проблем). Но если петь не своим голосом, то можно остаться и совсем без него. Тем более что в наше время эстрадная музыка захватила все: мы же знаем, что оперные певцы постоянно бегают на «шабашки», поют там всякую всячину. Куда деваться? Надо еще и что-то кушать.

– У вас действительно разнообразный репертуар. Наверняка хотелось бы больше опер, ведь в главной роли вы задействованы только в «Любовном напитке».
– Конечно, хотелось бы. Я как раз сейчас учу новую партию для премьеры, запланированной на следующий сезон. Надеюсь, все пройдет хорошо. А пока у меня есть «Любовный напиток» – опера комическая, интересная, увлекательная. У нас она идет на русском, а потому понятна для зрителя. Вообще сейчас стараются произведения исполнять на языке оригинала (это проще и вокально, ведь композиторы писали музыку так, чтобы певцам было удобно этот текст пропевать, артикулировать, а перевод не всегда в этом плане хорош). Но если в драматическом сюжете проблем с пониманием у публики не возникает – вышел на сцену герой и пять минут поет о своей трагедии, – то с комическим они появляются. Нужно постоянно следить за действием, да еще и читать подстрочник. Это сложно, и мы таким способом помогаем смотрящим воспринять происходящее.
У нас сейчас почти не стало музыкальных комедий, да и оперетта всего одна – «Летучая мышь», которую я люблю всей душой. Классическая оперетта по уровню сложности сопоставима с оперой, но, помимо того, что она требует от артиста хорошего пения, ему нужно еще и двигаться, играть, переходить с вокала на разговор и обратно. Это непросто, здесь необходим навык. Но я очень рада, что у меня есть моя героиня Адель. Я для нее даже придумала дополнительные вокальные украшения (вставные ноты и более сложные каденции) – для собственного удовольствия, ведь нужно разнообразить исполнение. Мы в коллективе все ждем новых постановок в этом жанре. Он своеобразный, с атмосферой праздника, быстрой сменой настроений – «брызги шампанского», как говорит режиссер этого спектакля Николай Маркелов. Оперетта должна восприниматься зрителем так, будто в ней все легко, но в ней сокрыт большой труд. Сегодня в театре всеми силами пытаются увлечь публику, привлечь ее внимание, поэтому часто осовременивают сюжет. Это естественно, поскольку опереточная классика устаревает на уровне текстов – они же поются на русском языке, их надо обновлять.

– А как вы относитесь к едва ли не самому популярному сегодня жанру – мюзиклу?
– У нас много мюзиклов – в основном детские сказки: «Бременские музыканты», «Летучий корабль» и другие. Мы не пытаемся петь эстрадными голосами, у нас нет классических постановок в этом жанре типа «Призрака оперы», но мы порой исполняем концертные номера, требующие такого пения. А так, как я уже говорила, я стараюсь петь своим голосом, хотя песенки в этих спектаклях я порой пою в транспорте, в тональностях выше. Еще один мюзикл, «Алиса в стране чудес», написанный местным композитором Львом Накаряковым (и идущий только в нашем театре), я воспринимаю скорее как оперу для детей. Опять-таки, моя партия для меня низковата – она изначально предназначалась не для сопрано. Но поем эту героиню вместе с Катей Люкшиной – тоже артисткой с высоким голосом. Мы не изображаем из себя эстрадных певцов: это не наша территория, мы на ней будем проигрывать. Единственная постановка, где я использую грудное полуэстрадное звучание, – это «Юнона и Авось».

– Для детей петь труднее?
– К ним нужен другой подход. Дети не будут из вежливости тебя слушать – их нужно увлечь. Они чувствуют фальшь, и если уж ты ощутил их любовь и внимание, то это абсолютно честно и искренно с их стороны. Участие в этих постановках помогает становлению актерского таланта. Партии в них менее сложны технически, вокально, но в таких ролях ты можешь раскрыться драматически, пластически, немножко расслабиться и сосредоточиться на том, как ты существуешь на сцене и для чего. Возможность находиться в образе в подобных обстоятельствах расковывает, снимает блоки, порой возникающие с первых театральных шагов артиста. Я очень многое из этих работ почерпнула. Сейчас очень быстро все происходит: дали партию – ее надо тут же выучить. Как тут погружаться в глубины? Запомнить бы нотный материал, мизансцены. Раньше жизнь была медленнее, и исполнители чуть дольше могли работать над ролью или партией, взять нужные книги, а сегодня актеры могут физически не успевать готовиться к спектаклям еще и в таком плане. Это веяние времени.

– Вы ведь можете выступать еще и в концертных вечерах – востребован ли у вас такой формат?
– К сожалению, мало поем – хотелось бы больше. Но сейчас у нас небольшой «кадровый голод» среди концертмейстеров. Будь их число выше, мы бы смогли какие-то вечера и концерты проводить чаще. В итоге приходится все самостоятельно придумывать и устраивать, договариваться с кем-то со стороны. А я (как и мои коллеги) была бы рада, если бы нас звали выступать на разные площадки и мероприятия. У многих из нас есть запас музыки, которую мы хотели бы исполнить, пусть и не на театральной сцене.

– Зато театральная сцена дарит возможности не только в творческом плане, но и в педагогическом.
– Конечно, любой театр должен выполнять еще и просветительскую, обучающую функцию. У нас в афише представлен репертуар для детей разных возрастов. «Алиса в стране чудес» – для тех, кто постарше (ведь и текст Льюиса Кэрролла – не для малышей). В ней нет почти диалогов, все поется, исполнителям нужно удерживать внимание публики. Но есть постановки и для самых маленьких – например, недавно появившийся в репертуаре «Золотой цыпленок». Или балеты «Чиполлино» и «Щелкунчик» (утренний – на час, для первого знакомства с произведением Чайковского, и полноценный двухактный – вечером). Есть музыкально-драматические спектакли для школьников по творчеству классических писателей: Пушкина, Лермонтова, Достоевского. Эти камерные работы идут в фойе, артисты находятся рядом со зрителями, которые таким образом знакомятся с нашим видом искусства.
А еще есть программы, посвященные, в том числе, патриотическому воспитанию. Например, «Без срока давности», сделанная в нетипичном для театра формате: пластические, вокально-драматические номера сопровождались чтением, рассказом об истории, о проблеме фашизма. Проводим мы и благотворительные концерты и спектакли для детей, чьи папы – участники СВО. Это тоже часть жизни нашего коллектива.